Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]
— Баран! С предохранителя сними, затвор передёрни, — нервно поглядывая по сторонам, сказал Трошин. — Быстрее!
Повозившись, Олег, наконец, справился. Опять навёл оружие на убитого и выстрелил тому в грудь. Во второго с развороченной челюстью он никак не решался выстрелить, пока Фёдор не наставил на него свой пистолет и с угрозой не произнёс:
— Через секунду ты труп.
Только тогда парень всадил пулю раненому в живот, хотя целился в сердце. Это только добавило мучений умирающему.
Затем настала очередь приятелей Олега. Те тоже сделали, что потребовал Трошин.
После чего он забрал пистолет и приказал всем залезать в машину.
Те залезли покорно, сторонясь кровавых потёков.
Когда подельники отъехали подальше, так никого и не встретив, Фёдор заглушил двигатель, мельком отметив, что топлива ещё не меньше половины бака, откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза.
В салоне повисла долгая тишина.
Наконец, её нарушил Олег.
— Кто это был? — тревожно спросил он.
Трошин ответил не сразу.
— Какая разница? Были. Теперь нет, — устало произнёс он, опять помолчал и добавил решительно: — А мы есть. И у нас есть колёса и три ствола.
— И что т еперь? — настороженно поинтересовался парень.
— Теперь… — Фёдор хмыкнул. — Теперь нам надо держаться вместе. И замкнуть рты на десять замков.
— Это понятно…
— Ну, а раз понятно, то начинай уже сейчас молчать, — оборвал Трошин Олега.
Что делать теперь, Фёдор наверняка не представлял. У него было большое желание сколотить свою банду. Сколотил. Теперь нужно как-то деньжат срубить.
Настойчивая мысль, которую Трошин от себя гнал, как почти неосуществимую, всё же овладела им окончательно. Пока есть кураж, надо воспользоваться тем самым принципом: нет неожиданности — нет победы, и завалить «бугра» с самыми опасными «быками». Остальные стадом пойдут под нового хозяина.
Он запустил двигатель и сказал решительно:
— Едем. По дороге всё объясню. Ещё придётся пострелять сегодня. Так что настраивайтесь. Сделаем, — у каждого будет по такой тачке уже нынче, плюс бабки и хорошая возможность поднять ещё больше.
Отчего-то вдруг вспомнился младший брательник Ванька.
Фёдор с досадой поморщился: «Нет, я не такой как он — зек вонючий».
Иван
Иван, как и другие рабочие строительной фирмы, давно уже сидел без зарплаты. Да, собственно, и работы-то не было. Объект — многоэтажный жилой дом законсервировали до лучших времён, строителей распустили, пообещав рассчитаться, как только появятся деньги. Мужики покричали, повыступали, да с тем и разошлись, кроя матами власть, времена и вообще всю эту жизнь.
Первое время Иван с другими ещё ходил в главный офис в надежде — авось, сегодня дадут зарплату. Но денег всё не было, хотя директор приезжал на своём сверкающем полировкой джипе, куда-то беспрестанно звонил, небрежно держа у лица дорогую модель телефона, уезжал, опять приезжал. Сотрудники офиса что-то делали, тоже куда-то звонили, выполняли, в общем, свои обязанности.
Потом мужики приходили уже к закрытым дверям. Офисные телефоны отключены, информации никакой нет, даже обещаний уже никто не даёт.
Давно стало понятно, что с деньгами их кинули, но мужики с отчаянным упорством продолжали приходить. Правда, их становилось всё меньше, и стояли они уже не так долго. Постоят, перемоют в который уже раз косточки начальству, разойдутся.
Возвращался Иван домой, в съёмную однокомнатную квартиру-хрущёвку, мрачнее тучи: небольшие сбережения уже заканчивались, чем платить хозяину за жильё, не понятно, чем кормить семью и как вообще жить дальше, тоже не понятно. В его жизни бывали периоды несравнимо хуже, но тогда он отвечал только за себя и выживал только сам. Что делать теперь, когда на нём семья, Иван не знал. И это бессилие угнетало сильнее всего, вызывая раздражение, он сдерживал его, понимая, что жена и дети тут не при чём.
Однажды он пришёл к офису и не увидел никого из мужиков. Толкнул белую пластиковую дверь с запылённым стеклом, уже привычно ожидая, что та заперта. Однако дверь неожиданно подалась.
С застучавшим от волнения сердцем Иван вошёл в помещение, надеясь увидеть сотрудников, услышать голоса. Но там стояла тишина, электричества нет, и только благодаря большим окнам было вполне светло. Дверь в кабинет директора оказалась приоткрытой оттуда доносились шаги.
Иван направился туда, у двери остановился, прислушиваясь. Кто-то шуршал бумагами, изредка ходил, что-то бормоча.
Он зашёл без стука и увидел директора — плю гавенького мужика, имевшего, несмотря на свою невзрачную внешность, хватку бульдога: в былые времена его фирма процветала.
От неожиданности директор едва не шарахнулся.
— Вы кто? — спросил он напряжённо.
— Здравствуйте, Василий Николаевич. Я — Никитин, работал у вас каменщиком на четвёртом участке.
— А-а! Понятно, — директор почувствовал себя увереннее. — Вы что-то хотели? Кстати, что вы тут делаете? Компания временно не работает.
— Я знаю, Василий Николаевич. Мне б зарплату получить или хотя бы аванс. А то денег совсем нет, как семью кормить, чем за квартиру платить, не знаю. Жена тоже без работы сидит.
— По-моему, всем ясно было сказано, как только поступят деньги, начнём гасить задолженность по зарплате. Или вам нужно отдельно разъяснять, что я деньги не печатаю?
— Я всё понимаю, Василий Николаевич, но как жить-то? Ведь я же работа л, мне положена зарплата, ведь на тот момент ещё были деньги, почему не выплатили?
— Никитин, вы сказали? — задумчиво спросил директор. — Я вас вспомнил. Вы с двумя судимостями ко мне устроились. И я вас взял, тогда как другие давали вам от ворот поворот. Я помню, что вы мне сказали тогда. Мол, готовы работать хоть где и хоть кем, потому что вам нужна работа.
— Да, правильно, Василий Николаевич. Да, у меня две судимости. Но разве плохо я работал, разве были ко мне нарекания? — говорил Иван, сдерживая гнев. — Я выполнял то, что требовали. За это мне положена зарплата…
— Нет денег, уважаемый, — перебил его директор, — говорю по слогам, чтобы дошло: нет денег.
Василий Николаевич даже развёл руками, чтобы показать, как у него самого плохо с финансами.
— Да? А на бензин деньги есть? А на безбедную жизнь заначку не сделали? — уже не сдерживая клокотавшую ярость, выдохнул Иван. — Я у вас не в долг прошу. Я эти деньги заработал. Мне за жильё платить нечем, скоро детей кормить нечем будет. Мне что, в теплотрассу с ними идти жить?
— Всем сейчас тяжело, — скорбно ответил директор. — И я не заслужил такого тона с вашей стороны.
Но Иван уже почти не контролировал себя. Он стремительно подошёл к шефу и схватил за шею, опрокинув спиной на стол.
— Деньги мои отдай… — прошипел Никитин яростно, сдавливая горло директора.
Тот дёргался отчаянно, но поделать ничего не мог. А с Ивана в этот момент слетела вся зыбкая оболочка цивильности. Он снова стал зеком — злым и даже жестоким, живущим в условиях постоянных «тёрок-разборок»: один не так сказал, другой не так понял. Это почти всегда приводило к дракам, избиениям, подавлением воли и личности более слабых. И так каждый божий день. Если такой образ жизни непосилен — готовься переселиться в петушиный куток лагерного барака. Он выдержал, вернулся в мир, где за слова отвечать не принято, где можно говорить почти всё, что хочешь. Большинство из живущих в этом мире, на зоне стали бы «опущенными», но тут им почти ничего не угрожало и они считали себя вправе молоть языком что ни попадя.
Директор почти перестал дёргаться. Иван словно вынырнул из тёмного омута, ослабил хватку. Шеф тут же заперхал, захрипел, мучительно вдыхая и выдыхая спасительный воздух. А Никитин охлопал его карманы, нащупал слева в нагрудном кармане через ткань какое-то утолщение, извлёк тугой бумажник, открыл, вытряхивая содержимое на стол. Выпали три пластиковые карты, какие-то визитки и скатанные в тугой рулончик, перетянутые резинкой пятитысячные купюры.
Иван развернул их и торопливо пересчитал. Сорок штук, ровно двести тысяч. Быстро прикинул — зарплата примерно за семь месяцев. Нормалёк, если учесть, что три месяца он получал небольшие авансы, а долг по зарплате накапливался.
— А говорил, денег нет, — зло бросил Никитин, небрежно стукнув шефа купюрами по щеке.
Он стремительно ушёл прочь, всё ещё слыша сдавленное перханье теперь уже однозначно бывшего директора. Да и хрен с ним.
«Видимо, на роду мне написано не в ладах с законом быть, — досадливо думал Иван. — Попробовал пожить честно — и что толку? А стоило только залезть в прежнюю шкуру, как сразу появились деньги. Законные, между прочим. Заработанные, — успокаивал сам себя он. — Мне жить на что-то надо, семью кормить. А начальник не обеднеет. Чай, не последние в кошельке носил. Хм… Двести кусков вот так запросто! Тут за счастье двадцать тысяч постоянно иметь, а у него двести…»
